14.01.2020 20:16:00
Принцип состязательности предполагает аналогичный подход к обвинению и следствию
Фото pixabay.com
Суды стали часто использовать понятие «злоупотребление правом на защиту» против активности адвокатов. Данный термин нигде в законе не закреплен, есть лишь разъяснение Верховного суда (ВС) РФ.
В Федеральной палате адвокатов (ФПА) полагают, что для баланса следовало бы определиться и со «злоупотреблением правом на обвинение», скажем, когда необоснованно применяется мера пресечения в виде ареста.
Один из классических примеров злоупотребления со стороны обвинения уже оспаривается в Конституционном суде (КС). Речь идет о нормах, позволяющих расследовать уголовное дело в течение нескольких лет.
Понятие «злоупотребление правом на защиту» ВС ввел в 2015 году.
В постановлении пленума было отмечено, что «суд может не признать права обвиняемого на защиту нарушенным в тех случаях, когда отказ в удовлетворении ходатайства либо иное ограничение в реализации отдельных правомочий обвиняемого или его защитника обусловлено явно недобросовестным использованием ими этих правомочий в ущерб интересам других участников процесса».
Однако судьи и прокуроры стали применять это понятие всякий раз, когда адвокат проявлял нежелательную для них активность. Чтобы уравновесить нарушенный баланс, как раз и предлагается развивать концепцию «злоупотребления правом на обвинение», чтобы превратить ее в действующую норму закона.
«Понятие «злоупотребление правом на защиту» недавно вошло в судейский обиход. УПК с таким определением не знаком», – подтвердил «НГ» советник ФПА Нвер Гаспарян.
При этом он напомнил о постановлении КС от 17 июля 2019 года, в котором под этим понимается использование подсудимым и его защитником своих полномочий во вред конституционным правам иных участников судопроизводства (потерпевшего, прокурора).
Однако, по его словам, суды, как правило, считают злоупотреблением заявление многочисленных ходатайств, отводов, неявка в судебные заседания под различными предлогами, что нарушает разумные сроки судебного разбирательства и дезорганизует его ход.
Проблема в том, что определение само по себе носит общий характер и позволяет при определенных обстоятельствах любую процессуальную активность защиты расценивать как злоупотребление правом.
«Это дает возможность суду в некоторых случаях удалять адвоката-защитника из суда, заменять его по соглашению на другого адвоката по назначению суда, отказывать в удовлетворении ходатайств и т.д.
», – пояснил Гаспарян «НГ».
По его мнению, если введено понятие «злоупотребление правом на защиту», то логично, чтобы в состязательном и равноправном процессе было зеркальное понятие «злоупотребление правом на обвинение».
Тем более что фактов и разновидностей такого злоупотребления гораздо больше, поскольку представители обвинения наделены серьезными властными полномочиями: «Оно может проявляться в необоснованном отклонении следователем аргументированных ходатайств стороны защиты, в использовании заключения под стражу как способа вынудить обвиняемого признать вину». Или, к примеру, в не ограниченных сроками проверках сообщений о совершении преступлений либо расследовании уголовных дел.
Именно эту практику адвокаты сейчас и пытаются оспорить в КС.
«Нами оспаривается совокупность процессуальных норм УПК, которые позволяют следователю и его начальнику не продлевать сроки предварительного следствия, (которые ограничены, как правило, годом), а используя другие нормы, расследовать уголовные дела годами, нарушая тем самым конституционные права граждан», – сообщил Гаспарян.
Для этого следователь по договоренности с начальником приостанавливает следствие, а тот отменяет это постановление, после чего следователю добавляется месяц. Такие манипуляции повторяются вновь и вновь. Например, по делу, которое сейчас ведет адвокат, они повторялись 16 раз, в результате чего человек провел в СИЗО более трех лет.
Адвокат Борис Золотухин заявил «НГ», что попытка введения понятия «злоупотребление правом на защиту» без определения четких критериев порождает судебный произвол. Закон, скажем, не допускает такую меру воздействия на адвоката, как удаление из зала судебного заседания.
Злоупотребление правом на обвинение – это проблема, с которой приходится сталкиваться часто, сказала «НГ» адвокат, партнер адвокатского бюро «ЗКС» Дарья Шульгина. По ее словам, примером тому служит перевод гражданско-правовых отношений в уголовную плоскость, используемый как способ давления на лиц, привлекаемых в качестве обвиняемых.
«У защиты права, которыми они могут пользоваться и, как следствие, злоупотреблять по сравнению с правоохранительными органами, практически отсутствуют», – подчеркнула Шульгина.
Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав
Так, по мнению Эннекцеруса (который был одним из докладчиков
при рассмотрении проекта ГГУ в рейхстаге), смысл правила, закрепленного в §
226, состоит в следующем: [53].
В отличие от этого в изданном в ФРГ в 1969 г. комментарии к
BGB разъясняется, что [54]. А это значит, что
современная теория и практика допускают возможность применения принципа шиканы
и при наличии иных, кроме цели причинения вреда, интересов.
Все зависит лишь от
того, какой из этих интересов будет признан определяющим.
Но так как решение
вопроса о признании интереса или всецело
зависит от суда, то очевидно, что здесь мы имеем дело со случаем, когда
возможность произвольного применения этой нормы не только не исключается, а,
наоборот, расширяется.
Значительно более широкое применение в судебной практике ФРГ
получила норма, закрепленная в § 826 ГГУ, которая предусматривает: .
Как судебная практика ФРГ, так и теория придают правилу,
закрепленному в § 826, очень большое значение. Так, например, И. Ессер подчеркивает,
что с точки зрения § 826 противонравственное причинение убытков есть действие
противоправное. Более того, [55]. И это
не случайно.
В отличие от § 226, где граница осуществления права
определена более или менее четко, § 826 дает нам пример, когда современное буржуазное
законодательство использует в качестве критерия определения пределов
осуществления права моральный принцип и добрых нравов.
Гражданское законодательство ряда других капиталистических стран также восприняло
эту идею.
Так, например, ст. 2 Швейцарского Гражданского Уложения 1907
г. предусматривает: [56]. Статья 1 Гражданского
кодекса Японии устанавливает: [57]. Статья 281 Гражданского кодекса
Греции также исходит из того, что осуществление какого-либо права запрещается,
если оно явно превышает пределы, установленные доброй совестью или добрыми
нравами или социальной и экономической целью права[58].
Для законодательства периода империализма такой подход к проблеме
осуществления прав весьма симптоматичен.
При помощи такого приема достигаются
две цели: с одной стороны, осуществление прав в капиталистическом обществе
всецело подчиняется принципам буржуазной морали, которая таким образом не
только в силу экономических, но также и в силу правовых оснований приобретает
характер господствующей морали, а с другой стороны, благодаря этому появляется
возможность создания таких каучуковых, неопределенных правил, которые позволяют
значительно расширить рамки судейского усмотрения и тем самым в
необходимых случаях выйти за формальные рамки буржуазной законности[59].
Эта последняя идея особенно четко выражена в названном ранее
комментарии к BGB, где авторы, разъясняя существо § 826, пишут: [60].
К такому комментарию, по-видимому, не нужны никакие разъяснения.
Рекомендации в нем достаточно откровенны.
Они направлены на пренебрежительное
отношение к закону, как моменту формальному, на возведение в абсолют принципа
буржуазной , как некоего права , но, разумеется, только такой, которая
наилучшим образом будет обеспечивать интересы монополистического капитала.
Не
случайно поэтому под правила § 826 подпадают рассматриваемые как
забастовки рабочих, не объявленные или не
санкционированные (т. е. практически — не одобряемые
реакционным руководством профсоюзов), борьба рабочих, противоречащая так
называемому принципу , например, использование так называемой
и т. п.
Параграф 826 ГГУ, несмотря на то, что он помещен в разделе,
регламентирующем причинение вреда и иные недозволенные действия (Unerlaubte
Handlungen), по существу является общим правовым принципом и применяется также
в сфере договорных отношений.
Как отмечает Карл Ларенц, имперский суд уже в 1901 г.
признал, что из содержания § 826 в ряде случаев может косвенно вытекать
обязанность заключить договор (Kontrahierungszwang)[61].
[62].
В качестве единственного примера автор приводит случай,
когда врач отказывается от лечения тяжелобольного человека без уважительной
причины (ohne triftige Grund).
He говоря уже о том, что вопрос об также будет рассматриваться судом с точки зрения современной,
основанной на чистогане морали буржуазии, сам по себе факт перевода автором
исследования в область такого рода отношений по существу есть попытка
уклониться от разъяснения действительной социальной природы института
Kontrahierungszwang, призванного, с одной стороны, в той или иной мере сгладить
те неразрешимые противоречия, которые раздирают современное буржуазное
общество, а с другой — обеспечить более легкие условия для приложения капитала.
В отличие от названных стран законодательство Франции и
дореволюционной России не знают норм, прямо запрещающих злоупотребление правом.
Правда, в свое время попытки создания таких норм предпринимались[63], но по разным причинам они не
привели к изменению законодательства.
Между тем принцип недопустимости
так или иначе находил свое выражение в судебной практике. Французская судебная
практика исходила при этом из ст. 1382 ФГК, согласно которой, [64].
Судебная практика и французская доктрина уже во второй половине XIX века
выработали два понятия: , т. е.
осуществления субъективного права
с исключительной целью причинить вред другому, и ,
т. е. его осуществление [65].
При этом как злоупотребление правом
рассматриваются: отдельные случаи недозволенных форм конкурентной борьбы; акты
рабочей борьбы, например, забастовки рабочих, выходящие в той или иной мере за
рамки исключительно экономических требований; занятие бастующими рабочими
помещений предприятий и т. п.
При этом возмещение вреда обычно возлагается
на профессиональные союзы. К случаям шиканы, например, относится предъявление
иска или возражение против него , с целью
побудить своего противника к излишним хлопотам и издержкам[66].
Однако, несмотря на идею генерального деликта, заложенную в
формулировке ст. 1382, оказалось, что она не совсем пригодна для решения
случаев , так как эта норма регламентирует возмещение
вреда, возникшего вследствие правонарушения, тогда как злоупотребление правом
неразрывно связано с осуществлением управомоченным лицом принадлежащего ему
права.
Кроме того, развитие монополистического капитализма и необходимость
защиты интересов монополий, пришедших в ряде случаев в противоречие с самой же
буржуазией созданной , потребовали новых теоретических обоснований
еще более широкого судебного произвола, чем тот, которым можно было
воспользоваться, опираясь на ст. 1382 ФГК. Нужна была новая теория.
И такая теория появилась. Констатируя этот процесс изменения
доктрины, Рене Давид пишет: [67].
Такое освобождение от идеи нашло
свое яркое выражение в теории ,
руководствуясь которыми можно выносить решения, вовсе не основанные на законе.
Формулируя эту идею на материалах практики Верховного суда и Конституционного
суда, Рене Давид пишет, что, по мнению последнего, >; и что,
с другой стороны, [68].
Здесь мы видим тот же процесс практического и теоретического
отступления даже от принципов буржуазной , призванный использовать
все средства борьбы для удержания господства монополистического капитала[69], в том числе, как одно из таких
средств, теорию злоупотребления правом.
Но, если во французской судебной практике, несмотря на
отсутствие прямой законодательной регламентации, принцип недопустимости
правом уже в конце XIX века применялся достаточно широко, то в дореволюционной
России, наоборот, проникновение этого принципа в судебную практику
характеризуется, во-первых, тем, что его использование на практике началось
значительно позже, и, во-вторых, тем, что применение его отличается крайней
нерешительностью прежде всего высших судебных инстанций.
И на это есть свои причины.
История показывает, что развитие
буржуазной правовой идеологии и переход с позиций на
позиции широкого судейского усмотрения с использованием для этой цели принципа
недопустимости правом, основанного на недопущении поведения,
противоречащего принципам буржуазной , происходит параллельно
экономическому процессу перерастания промышленного капитализма в капитализм
монополистический. В России же процесс более или менее быстрого развития капитализма
начался лишь в пореформенный период, и к началу XX века Россия сильно отставала
от западных стран в своем капиталистическом развитии[70].
К этому времени русская буржуазия не завоевала еще также и политической власти.
Поэтому и правовая идеология буржуазии даже в более поздние годы в условиях
буржуазно-помещичьей России не получила такого бурного развития, какое она
получила на Западе.
Вместе с тем буржуазная правовая идеология Запада не могла
не оказать влияния и на правовую жизнь России. В. П.
Доманжо, исследовавший
проблему злоупотребления правом, отмечает, что, несмотря на более или менее
устойчивый принципиальный взгляд кассационной практики, исходившей из того, что
в законе [71], уже в практике
70-х годов встречаются несколько случаев, когда при нарушении так называемых
Сенат допускал возмещение вреда по мотивам [72].
Сам же принцип ограничения пределов осуществления
гражданских прав впервые получил свое четкое выражение лишь в одном из решений
Сената 1902 г., в котором было записано: [73].
Мы видим здесь уже довольно четкое выражение идеи злоупотребления правом,
причем с обязательным для нее буржуазным реквизитом — расширением судейского
усмотрения при решении подобного рода вопросов.
Однако этот принцип, хотя и применялся на практике, однако
не получил достаточно широкого развития в России. И это тоже не случайно, ибо
как только дело касалось крупного помещичьего землевладения, являвшегося
главной опорой русского самодержавия, так Сенат весьма решительно отступал от
этого принципа. Так, в одном из решений Сената 1910 г. мы читаем: [74].
В России, как и во Франции, в начале XX столетия были
предприняты попытки пересмотра Гражданского Уложения. Было подготовлено
несколько проектов, некоторые из них включали также и правила о недопустимости
злоупотребления правом.
Однако попыткам этим не суждено было сбыться.
Бурные
революционные события в России начала XX века, завершившиеся Великой
Октябрьской социалистической революцией, навсегда положили конец как
правотворчеству, так и самому существованию русского империализма.
2. Понятие злоупотребления правом
В советской правовой литературе можно отметить различное отношение
к самому понятию . Одни авторы полностью отвергают это
понятие, считают его противоречивым, лишенным всякого правового смысла. Так, по
мнению М. М.
Агаркова, который в этом отношении опирается на высказывания
Планиоля, осуществление права не может быть противоправным. [75].
Аналогичную позицию занимает и М. В.
Самойлова, полагающая, что, осуществляя
свое право, собственник всегда действует правомерно, что противоправного
осуществления права вообще быть не может[76].
Суть этой точки зрения сводится к тому, что поскольку лицо в
своем поведении вышло за пределы содержания предоставленного ему субъективного
права, постольку его нельзя считать лицом, осуществляющим свое право. В данном
случае он не злоупотребляет своим правом, а лишь действует противоправно. С
этой позиции термин действительно выглядит противоречивым
и едва ли приемлемым.
Опираясь на эту идею, М. М. Агарков полагал, что сам термин
не точно выражает существо дела и им можно
пользоваться, [77].
Противоположное мнение высказал М. И. Бару, который считает, что термин имеет право на существование и выражает такие существующие в
действительности отношения, где управомоченный субъект допускает недозволенное
использование своего права, но при этом [78].
Возражая против этого, проф. С. Н.
Братусь отмечает, что
такая позиция противопоставления формы содержанию права может привести к
нарушению законности, к неосновательному расширению судейского усмотрения и что
в таком противопоставлении вообще нет необходимости, так как [79].
По этим основаниям он полагает, что осуществление права в противоречии с его
назначением не следует квалифицировать как злоупотребление правом[80].
Против употребления термина
возражает и В. А. Рясенцев по тем основаниям, что термин ,
во-первых, подчеркивает субъективный момент в поведении управомоченного в
большей степени, чем термин , а во-вторых, он недостаточно четко раскрывает суть данного
социального явления[81]. В ряде
работ термин используется авторами без какого-либо его
разъяснения[82].
Несмотря на то, что действующее советское гражданское
законодательство не употребляет термина , однако есть
основания считать, что понятие имеет особый,
специфический правовой смысл.
Нельзя прежде всего не отметить, что термин
встречается и в гражданском законодательстве. Так, ст. 16 ГК
РСФСР говорит, например, о спиртными напитками и наркотическими
веществами.
Но что это практически означает? Очевидно, что нельзя злоупотребить
спиртными напитками или наркотиками, не осуществляя своих имущественных прав, в
частности права распоряжения своим имуществом.
Поскольку такое осуществление
права ставит семью управомоченного лица в тяжелое материальное положение, закон
допускает ограничение дееспособности таких лиц, а следовательно, ставит и
известные границы осуществлению субъективных гражданских прав именно потому,
что право осуществляется в данном случае в противоречии с его назначением в
социалистическом обществе. Логично поэтому предположить, что в данном случае мы
имеем дело с одним из видов злоупотребления правом.
Прав, на наш взгляд, и В. Ф. Маслов, когда он рассматривает
нормы ст. ст. 111, 142 и др. ГК как нормы, устанавливающие санкции [83],
хотя и в этих нормах термин не употребляется.
Вместе с тем, понятие злоупотребления правом известно и
другим отраслям советского права. Так, ст. 170 УК РСФСР, предусматривающая
ответственность должностных лиц за злоупотребление властью или служебным
положением, имеет в виду должностным лицом предоставленных ему
в силу закона прав и полномочий, т. е. и в данном случае речь идет по
существу о злоупотреблении правом.
Добросовестность и пределы осуществления гражданских прав
Понятие и признаки добросовестности
Добросовестность и разумность участников гражданских правоотношений предполагается, если не установлено
иное . ГК предоставляет гражданам и юридическим лицам право самостоятельно осуществлять принадлежащие им гражданские права . Причем это право ограничивается требованиями добросовестности и разумности.
- Под добросовестностью понимается поведение, которое:
- — учитывает права и законные интересы другой стороны;
- — содействует другой стороне при исполнении обязательства, в том числе в получении необходимой информации;
- — направлено на предотвращение вреда другой стороне.
- Кроме того, добросовестный участник гражданских правоотношений всегда предупредит контрагента, не являющегося профессиональным участником оборота, о необходимости дополнительных действий, прямо не предусмотренных договором, но влияющих на его исполнение.
Приведенный перечень признаков добросовестного поведения не исчерпывающий. Дополнительно оцениваются действия (бездействие) физического или юридического лица в рамках конкретных обстоятельств.
Например, добросовестность и разумность при исполнении руководителем организации своих обязанностей заключаются в том, что он принимает необходимые и достаточные меры для достижения целей деятельности юридического лица.
В ряде случаев закон прямо описывает добросовестное поведение. Так, согласно п. 1 ст. 283 ГК добросовестный приобретатель — это субъект, который возмездно приобрел имущество у лица, не имевшего права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать. В других случаях признаки добросовестности устанавливает суд с учетом обстоятельств дела.
Так, в соответствии с п. 4 ст. 9 ГК добросовестность приобретателя предполагается, поэтому истец обязан представить доказательства о выбытии жилого помещения помимо воли собственника или владельца.
- Если суд установит, что приобретатель знал или должен был знать о препятствиях к заключению сделки, но проявил умысел, неосмотрительность, самонадеянность, небрежность (например, при заключении сделки купли-продажи жилого помещения, в котором проживают несовершеннолетние члены семьи собственника, не удостоверился в наличии согласия органов опеки и попечительства), это может свидетельствовать о недобросовестности приобретателя и повлечь истребование у него приобретенного .
- Пределы осуществления гражданских прав
- ГК не допускает:
- — действий граждан и юридических лиц, осуществляемых исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребления правом в иных формах;
- — использования гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребления своим доминирующим положением на рынке .
Злоупотребление правом — самый распространенный вид недобросовестного поведения. Из содержания ст. 9 ГК следует, что злоупотребление правом имеет место, когда:
- — лицо в пределах предоставленных ему прав действует недозволенным способом;
- — лицо поступает вопреки норме, предоставляющей ему определенное право, не соотносит поведение с интересами общества и государства, не исполняет корреспондирующую данному праву юридическую обязанность;
- — в результате осуществления права как его прямой или косвенный результат наступают негативные последствия;
- — в результате действий лица другая сторона не может реализовать свои права.
- Злоупотребление правом может иметь и другие формы, например:
- 1) отчуждение имущества с целью избежать обращения на него взыскания;
- 2) включение в договор условия, обременительного для одной из сторон;
- 3) уклонение от принятия исполнения обязательства третьим лицом, если на это нет разумных и законных экономических оснований;
- 4) внесение денег на депозит нотариуса при отсутствии доказательств уклонения кредитора от принятия исполнения;
- 5) оспаривание сделки по формальным основаниям после ее исполнения ;
- 6) уклонение арендодателя от принятия арендованного имущества в связи с его освобождением арендатором и последующее заявление требования о взыскании арендной платы в связи с невозвратом имущества ;
- 7) действия, направленные на ликвидацию и на исключение юридического лица из ЕГР, с целью уклонения от гражданско-правовой ответственности ;
- 8) неоднократный возврат денежных средств ответчику, в том числе в день судебного заседания, с целью сделать невозможным доказывание факта возврата аванса истцу .
- В результате анализа судебной практики можно сделать вывод, что белорусские суды не рассматривают как злоупотребление правом:
- 1) требование участника, не принимавшего участия в деятельности хозяйственного общества, предоставить документированную информацию о его деятельности, если общество не дало возможности ознакомиться с документами иным способом ;
2) предъявление участником хозяйственного общества требования о признании сделки недействительной, как совершенной с нарушением требований ст. 57 Закона о хозобществах, при отсутствии доказательств желания причинить вред обществу либо его контрагенту .
Однако иногда в схожих случаях позиции судов в оценке действий лица как злоупотребления правом отличаются.
Так, согласно решению экономического суда Могилевской области от 11.11.2015 по делу N 180-11/2015 сам по себе размер пеней в договоре и заявление иска о взыскании пеней и процентов не доказывает злоупотребления
правом .
В каких случаях можно ставить вопрос о злоупотреблении правом?
Термин «злоупотребление правом» известен каждому юристу. Однако что понимается под ним на практике, знают далеко не все.
А между тем, если суд установит, что лицо злоупотребило правом, он может отказать ему в защите полностью или частично, а также применить другие не менее жесткие меры.
Разберемся, в каких конкретных случаях можно заявить о том, что контрагент или сторона в процессе злоупотребляет правом, и какие негативные последствия могут ждать их, если факт злоупотребления будет подтвержден.
Споры о злоупотреблении правом в судах не редкость. Такой способ защиты призван снизить недобросовестность сторон при исполнении сделок. В данной статье мы расскажем о том, что скрывается за понятием «злоупотребление правом», каким образом может быть использован этот правовой институт для более эффективной защиты бизнеса.
Пока не доказано обратное, предполагается, что участники оборота, осуществляя свои права и исполняя обязанности, действуют разумно и добросовестно (п. 5 ст. 10 ГК РФ). Из этого положения следует вывод, что неразумное и недобросовестное поведение равнозначно злоупотреблению правом.
В теории злоупотребление правом – это использование принадлежащих лицу прав недозволенными способами либо с недозволенной целью, в результате чего наносится ущерб другим лицам. Таким образом, при злоупотреблении правом происходит нарушение границ его действия.
К сведению
Реализация лицом права на защиту своего нарушенного права способами, предусмотренными законом, не может рассматриваться как злоупотребление правом (постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 25.06.2014 по делу № А45-14165/2013).
Условно все случаи злоупотребления делятся на две группы: злоупотребление материальным и процессуальными правами.
Злоупотребить материальным правом можно следующими способами:
- шиканой, т.е. использованием права с единственной целью причинить вред другому лицу (абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ);
- действиями в обход закона (абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ);
- ограничением конкуренции и злоупотреблением доминирующим положением на рынке (абз. 2 п. 1 ст. 10 ГК РФ);
- злоупотреблением правом в форме бездействия (этот способ признается судебной практикой);
- иным заведомо недобросовестным осуществлением гражданских прав (абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК РФ), например, распоряжением правом незаконными средствами.
Способы злоупотребления процессуальными правами могут быть следующими:
- подача иска исключительно с целью приостановить рассмотрение другого дела;
- хитрости при направлении документов или заявлении возражений;
- обжалование судебных актов, которые не подлежат обжалованию, и др.
Шикана
Действия, направленные на причинение вреда другим лицам, – самый распространенный способ злоупотребления правом.
Злоупотребление правом на подачу жалобы — Европейский суд по правам человека
Понятие «злоупотребление» из статьи 35 § 3 a) Конвенции необходимо воспринимать в его традиционном смысле, устоявшемся в общей теории права. Речь идёт о ситуации, когда управомоченное лицо при реализации своего права грубо выходит за рамки дозволенного.
Отсюда, злоупотребление есть любое поведение заявителя, явно не соответствующее назначению гарантированного Конвенцией права на обращение, нарушающее установленный порядок работы ЕСПЧ или затрудняющее надлежащее протекание разбирательств в ЕСПЧ (Miroļubovs и другие против Латвии, §§ 62 и 65).
С технической точки зрения, согласно тексту статьи 35 § 3 a), в случае констатации злоупотребления жалоба объявляется неприемлемой, а не исключается из списка подлежащих рассмотрению дел. ЕСПЧ подчёркивал, что отклонение жалобы по причине злоупотребления правом на её подачу является мерой исключительной (Miroļubovs и другие против Латвии, § 62).
Случаи, когда ЕСПЧ устанавливал наличие злоупотребления правом подачи жалобы, можно разделить на пять типичных категорий: дезинформация ЕСПЧ; использование оскорбительной лексики; нарушение обязанности хранить конфиденциальность по вопросу мирового соглашения; подача жалобы без каких-либо серьёзных оснований или с сутяжническими намерениями; а также все иные случаи, исчерпывающего списка которых не существует.
Дезинформация Суда
Если при подаче жалобы сознательно искажаются факты с целью ввести ЕСПЧ в заблуждение, налицо злоупотребление правом подачи жалобы (Varbanov против Болгарии, § 36). Примерами самых серьёзных и вопиющих злоупотреблений служат, во-первых, подача жалобы от чужого имени (Drijfhout против Нидерландов (реш.
), §§ 27-29), а, во-вторых, подделка документов, направляемых в ЕСПЧ (Jian против Румынии (реш.); Bagheri и Maliki против Нидерландов (реш.) и Poznanski и другие против Германии (реш.)).
Злоупотребления такого вида могут быть совершены и путём бездействия или умолчания, когда, например, заявитель изначально не сообщает ЕСПЧ ключевую информацию по своему делу (Al-Nashif против Болгарии § 89, и Kérétchachvili против Грузии (реш.)).
Жалоба также может быть отклонена в связи со злоупотреблением, если в процессе разбирательства в деле происходят важные изменения, а заявитель не информирует о них ЕСПЧ (будучи прямо уведомлённым о такой обязанности, установленной в Регламенте), что лишает ЕСПЧ возможности вынести решение по жалобе с учётом совокупности всех обстоятельств дела (Hadrabová и другие против Чехии (реш.), и Predescu против Румынии, §§ 25-27).
Умысел заявителя на введение ЕСПЧ в заблуждение должен быть установлен с достаточной степенью определённости (Melnik против Украины, §§ 58-60; Nold против Германии, § 87; и Miszczyński против Польши (реш.)).
Использование оскорбительной лексики
Заявитель злоупотребляет правом подачи жалобы, если использует в переписке с ЕСПЧ оскорбительные, неуважительные, провокационные выражения или угрозы, будь-то в отношении государства-ответчика, его представителя и органов власти, самого ЕСПЧ, его канцелярии или её сотрудников (Rehák против Чехии (реш.); Duringer и Grunge против Франции (реш.), и Stamoulakatos против Соединённого Королевства).
Для констатации злоупотребления язык заявителя должен выходить за «рамки нормальной, цивилизованной и правомерной критики», недостаточно, чтобы он был просто резким, полемическим или саркастичным (Di Salvo против Италии (реш.); см. в качестве обратного примера Alexanian против России, §§ 116-118).
Если в ходе разбирательства заявитель, получив от ЕСПЧ особое предупреждение, перестаёт использовать неуместные выражения, забирает свои слова обратно или, что ещё лучше, приносит свои извинения, отклонение на основании злоупотребления больше жалобе не грозит (Tchernitsine против России, §§ 25-28).
Нарушение обязанности хранить конфиденциальность по вопросу мирового соглашения
Умышленное нарушение заявителем обязанности хранить конфиденциальность содержания переговоров по мировому соглашению, налагаемой на стороны в соответствии со статьёй 39 § 2 Конвенции и правилом 62 § 2 Регламента, может быть расценено как злоупотребление правом подачи жалобы и привести к её отклонению (Miroļubovs и другие против Латвии, § 66; Hadrabová и другие против Чехии (реш.), и Popov против Молдовы, § 48).
Чтобы узнать, нарушил ли заявитель свою обязанность хранить конфиденциальность, необходимо сначала определить границы этой обязанности. Её действительно нужно толковать в свете стоящей за ней общей задачи облегчить процедуру заключения мирового соглашения путём защиты сторон и ЕСПЧ от какого бы то ни было давления.
Хотя передача третьим лицам содержания документов, относящихся к мировому соглашению, и может явиться злоупотреблением с точки зрения статьи 35 § 3 a) Конвенции, отсюда нельзя сделать вывод о том, что демонстрация этих документов третьему лицу или их обсуждение с ним находятся под полным и безусловным запретом.
Столь широкое и строгое толкование может ущемить правомерные интересы заявителя, если, например, в отдельном деле он имеет разрешение представлять себя в ЕСПЧ самостоятельно, но у него возникает необходимость всего один раз обратиться за квалифицированным советом.
Кроме того, проконтролировать соблюдение такого запрета ЕСПЧ было бы слишком сложно, практически невозможно.
Статья 39 § 2 Конвенции и правило 62 § 2 Регламента запрещают сторонам именно разглашение указанной информации, будь-то через СМИ, в переписке, которую читает большое количество людей, или любым другим способом (Miroļubovs и другие против Латвии, § 68). Злоупотребление выражается именно в таких обладающих определённой серьёзностью действиях.
Для констатации злоупотребления разглашение конфиденциальной информации должно быть умышленным. Прямое участие заявителя в этом разглашении должно быть установлено с достаточной степенью надёжности. Простого подозрения на этот счёт недостаточно (ibidem, § 66 in fine).
Вот конкретные примеры применения этого принципа: дело Hadrabová и другие против Чехии (реш.
), в котором заявители сознательно процитировали предложение о мировом соглашении, сформулированное секретариатом ЕСПЧ, в переписке с министерством юстиции своей страны; дело закончилось отклонением жалобы в связи со злоупотреблением правом подачи.
Другой пример – дело Miroļubovs против Латвии, в котором не было установлено с определённостью, что разглашение конфиденциальной информации явилось делом рук всех троих заявителей. В итоге ЕСПЧ отклонил предварительное возражение государства-ответчика.
Жалоба, лишённая какой-либо серьёзной подоплёки или явно сутяжническая
Является злоупотреблением со стороны заявителя неоднократная подача сутяжнических и явно необоснованных жалоб, зачастую повторяющих содержание тех его жалоб, что уже были признаны ЕСПЧ неприемлемыми (M. против Соединённого Королевства (реш.), и Philis против Греции (реш.)).
ЕСПЧ также может отклонить в связи со злоупотреблением любую жалобу, которая явно лишена какой-либо серьёзной подоплёки и/или затрагивает спор о ничтожной денежной сумме. В деле Bock против Германии (реш.
)) заявитель жаловался на длительность рассмотрения гражданского дела, которое он инициировал с целью возмещения затрат на пищевую добавку, прописанную врачом, стоимостью 7,99 евро.
ЕСПЧ подчеркнул, что он перегружен большим количеством жалоб, затрагивающих серьёзные вопросы защиты прав человека и что присутствует несоразмерность между тривиальными фактами этого дела и обращением заявителя к механизму Конвенции в связи, с одной стороны, со спором о ничтожной сумме (учитывая к тожу размеры доходов заявителя), а с другой стороны, в связи с тем, что спор касался даже не медицинского препарата, а пищевой добавки. ЕСПЧ также отметил, что разбирательства подобные этому загружают внутренние суды и являются одной из причин чрезмерной длительности рассмотрения дел в судах. Жалоба была отклонена в связи со злоупотреблением правом на её подачу. После вступления в силу Протокола № 14 (1 июня 2010 года) подобные жалобы попадают скорее под действие статьи 35 § 3 b) Конвенции (отсутствие значительного ущерба).
Другие случаи
Бывает, что постановления и решения ЕСПЧ, равно как и дела ещё находящиеся на рассмотрении ЕСПЧ используются в рамках политических выступлений на национальном уровне в государствах-членах.
Жалоба, подача которой обусловлена желанием добиться рекламного или пропагандистского эффекта, не отклоняется автоматически по причине злоупотребления (McFeeley и другие против Соединённого Королевства (реш.), а также Khadjialiyev и другие против России §§ 66-67).
Однако злоупотребление может быть констатировано, если заявитель в силу интересов политического характера даёт интервью в прессе или на телевидении, демонстрируя безответственное и легкомысленное отношение к текущей процедуре разбирательства в ЕСПЧ (Parti travailliste géorgien против Грузии).
Реакция, ожидаемая от государства-ответчика
Если государство-ответчик полагает, что заявитель злоупотребил правом подачи жалобы, оно должно предупредить об этом ЕСПЧ, предоставив информацию, которой оно располагает на этот счёт, на основании которой ЕСПЧ мог бы сделать надлежащие выводы.
Следить за соблюдением процессуальных обязанностей, налагаемых на заявителя Конвенцией и Регламентом, надлежит ЕСПЧ, а не государству-ответчику.
С другой стороны, угрозы со стороны властей государства-ответчика начать уголовное или дисциплинарное разбирательство в отношении заявителя в связи с предполагаемым нарушением им процессуальных обязанностей, налагаемых на него при разбирательстве в ЕСПЧ, могут вызвать вопросы по статье 34 in fine Конвенции, которая запрещает всякое воспрепятствование осуществлению права на индивидуальную жалобу (Miroļubovs и другие против Латвии, § 70).
Александр Сковородко
Понятие и виды злоупотребления правом
Какова бы ни была в действующем законодательстве степень дета- лизации и конкретизации запретов, устанавливающих пределы осу- ществления субъективных гражданских прав, они не могут исчерпать всех возможных проявлений социально неугодных способов, средств и целей осуществления субъективных гражданских прав.
Иначе го- воря, несмотря на самую тщательную законодательную проработ- ку вопроса о пределах осуществления того или иного гражданского права, невозможно исключить случаи, когда субъект, осуществляя свое право, опираясь на него, совершает действия, прямо не запре- щенные законом, но находящиеся в противоречии с целью осуще
ствляемого права, санкционированной законодателем. Именно по- этому в гражданском праве действует принцип запрета злоупотребления правом. В п. 1 ст.
10 ГК закреплено, что не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с на- мерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребление правом в иных формах. В действительности возможны весьма разнообразные действия, обладающие признаками злоупотребления правом.
Все их невозмож- но описать в форме конкретных запретов. Поэтому правило п. 1 ст. 10 ГК сформулировано в виде руководящего положения – принципа, определяющего общее требование к субъектам – не злоупотреблять правом.
При этом п. 1 ст. 10 ГК является конкретной нормой действую- щего гражданского права.
Следовательно, любые действия, прямо не описанные законом в качестве запрещенных, но совершаемые упра- вомоченным субъектом во зло другим лицам, должны квалифициро- ваться как правонарушения, ибо они нарушают принципиальный за- прет, содержащийся в п. 1 ст. 10 ГК.
Таким образом, в качестве юри- дического критерия для признания действия, прямо не запрещенного законом, гражданским правонарушением в форме злоупотребления правом должно использоваться правило, сформулированное как прин- цип осуществления гражданских прав.
Возможность применения правового принципа как общеобязательного критерия для определения правомерности или неправомерности поведения субъектов имеет легальную правовую основу. Согласно п. 2 ст. 6 и п. 1 ст.
8 ГК гражданские права и обязанности могут возникать из действий граждан и организаций, которые хотя и не предусмотре- ны законом, но в силу общих начал и смысла гражданского законо- дательства порождают гражданские права и обязанности.
Из этого видно, что законодатель предписывает использовать в качестве осно- вания для признания поведения субъектов юридически значимым – правомерным или неправомерным – общие начала гражданского законодательства, которые являются не чем иным, как принципами гражданского права.
Понятие злоупотребления правом
Злоупотребление правом есть особое гражданское правонарушение, совершаемое управомоченным лицом при осуществлении принадлежащего ему субъективного права, заключающееся в использовании им конкрет
ной формы его осуществления, противоречащей социальному назначению права, и направленное на причинение вреда другому лицу1.
Злоупотребление правом – это такая форма осуществления субъективного гражданского права, которая противоречит цели, ради ко- торой оно предоставляется субъекту. Поэтому всякое злоупотребле- ние правом – это осуществление субъективного права в противоречии с его социальным назначением.
Так, по одному из дел суд констатировал, что злоупотребление пра- вом может быть выражено в виде реорганизации, направленной во вред кредиторам реорганизуемого лица: из открытого акционерного обще- ства были выделены два других общества, которым по разделительному балансу были переданы минимальная задолженность и основная часть активов реорганизуемого общества. Суд решил, что такая реорганиза- ция акционерного общества преследовала цель сокрытия его активов от обращения взыскания на них по требованиям кредиторов, что яв- ляется формой злоупотребления правом, и поэтому признал реоргани- зацию недействительной. По субъективной стороне случаи злоупотребления правом разделяются на два вида: а) злоупотребление правом, совершенное в форме действия, осуще- ствленного исключительно с намерением причинить вред другому лицу (шикана)3;
б) злоупотребление правом, совершенное без намерения причинить вред, но объективно причиняющее вред другому лицу4.
Определение шиканы, данное в п. 1 ст. 10 ГК, позволяет говорить о том, что злоупотребление правом в форме шиканы – это правона- рушение, совершенное субъектом с прямым умыслом причинить вред другому лицу.
Злоупотребление правом, совершенное без намерения причинить вред, но объективно причинившее вред другому лицу, совершается
с косвенным умыслом или по неосторожности. Вопрос о квалифика- ции конкретного действия, совершенного без намерения причинить вред, но объективно причиняющего вред, в качестве злоупотребле- ния правом следует решать на основе анализа объективных и субъек- тивных факторов, имевших место при осуществлении права.
Но в лю- бом случае необходимо установить, что цель конкретного действия субъекта по осуществлению права противоречит цели, санкциони- рованной законом. Иными словами, доказать злоупотребление пра- вом можно только доказав факт осуществления права в противоречии с его назначением.
При совершении правонарушения в форме злоупотребления пра- вом применяется относительно определенная санкция в виде отказа в защите гражданских прав (п. 2 ст.
10 ГК), которая имеет конкретные формы проявления:
- отказ в конкретном способе защиты;
- лишение правомочий на результат, достигнутый за счет злоупотреб- ления правом в процессе осуществления права;
- лишение субъективного права в целом;
- возложение обязанностей по возмещению убытков;
- признание сделки недействительной и т.д.
Бесспорно, что во всех случаях применения относительно опреде- ленной санкции, предусмотренной п. 2 ст. 10 ГК, имеет место высо- кая степень судебного усмотрения, без которого невозможно прове- дение в жизнь принципов индивидуализации ответственности и спра- ведливости.
Злоупотребление правом как особый вид гражданского право- отношения необходимо отличать от простых правонарушений, со- вершаемых управомоченным во зло другому лицу. Речь идет в пер- вую очередь о прямо запрещенных п. 1 ст. 10 Закона о защите кон- куренции конкретных составах злоупотребления хозяйствующим субъектом доминирующим положением на рынке.
К злоупотреб- лениям доминирующим положением на рынке относятся дейст- вия, которые имеют либо могут иметь своим результатом ограничение конкуренции и ущемление интересов других хозяйствующих субъектов. При их совершении будет применяться не относительно определенная санкция, предусмотренная п. 2 ст. 10 ГК, а конкрет- ные санкции, установленные п. 1 ст. 23, ст. 34, 37, 38 Закона о за- щите конкуренции.